Марек Радзивон
Пять лет Марек Радзивон возглавлял Польский культурный центр в Москве. За это время организация, занимающаяся под его началом продвижением польской культуры, организовала множество выставок, общественно-политических дискуссий, фестивалей, встреч с известными людьми. В 2014 Марек Радзивон вместе с семьей вернулся в родную Польшу. Мы попросили его рассказать нам о пяти годах, проведенных в России.
Марек Радзивон: Мы уже живем в Варшаве и как-то, с одной стороны, уже погружаемся в варшавские, польские дела. С другой стороны, я все-таки еще живу в Москве, в России. И, может быть, поэтому возникает такое ощущение, что я все время там, потому что я все время смотрю российские новости.
Евгений Климакин: Киселева, Соловьева?
МР: По каким-то профессиональным обязанностям иногда тоже и такое, да. Но если серьезно говорить, текстов российских друзей – журналистов, писателей – я читаю, наверное, больше, чем польских и, на самом деле, это уже такое мое личное ощущение. Я субъективно чувствую опасность такого рода - поскольку я вернулся в Варшаву, я боюсь, что быстро потеряю какой-то слух к тому, что происходит в России.
А что мне эти 5 лет дали? Дали мне очень много. Вообще не перечислить. Наверное, я сам еще не понимаю, что они мне дали. Они мне многое дали в профессиональном смысле. Руководить культурным центром и группой людей – это очень хороший опыт. Но это не самое главное. Такой опыт можно приобрести на любой другой работе, необязательно в России.
То, что самое главное – очень много российских друзей, и это очень крепкие связи, которые, я думаю, будут работать уже всю жизнь. Хотя я варшавянин, поляк, всю жизнь жил в Варшаве и знаю наизусть, с закрытыми глазами этот город. Но все равно, мне кажется, что сейчас русских, московских друзей у меня, наверное, даже больше, чем настоящих, самых близких польских. Таких друзей, которых мы считаем семьей.
ЕК: Часто на Западе ведутся разговоры о загадочной русской душе. В России они вызывают иронию. Вы ее разгадали – загадочную русскую душу?
МР: Я ее не разгадал и не пытался даже разгадать. В душу я верю, но не верю в особенности русской души. Вы, скорее всего, немножко шутите. На самом деле, если уж говорить серьезно, меня немножко раздражают такие разговоры – русская душа непонятна, есть какая-то генетика, они всегда другие, они способны на то, на что мы неспособны, или наоборот – они неспособны на то, на что способны люди в Западной Европе. Например, у русских никогда не было демократии и никогда не будет – такие разговоры меня очень раздражают, и я реагирую иногда даже агрессивно, когда слышу такое.
ЕК: А почему?
МР: Потому что это ерунда, неправда. Есть, конечно, особенности культуры, разные опыты. И на личном, семейном уровне у каждого из нас есть также разный опыт в плане общественной жизни. Есть разные традиции, к которым мы привыкаем и к которым относимся хорошо или плохо. Есть разная память, разная история, разный опыт. И, с одной стороны, я прекрасно понимаю, что совсем другой опыт у условных итальянских или французских буржуа, которые живут в десятом поколении в одном и том же доме, а совсем другой опыт у москвичей, которые не помнят и не могут помнить своих дедов, прадедов, которые погибли во время войны или большого террора, или каких-то других сталинских чисток. Поэтому опыт может быть разным, но особенности души разными быть не могут. Несмотря на то, что есть разные традиции, разный опыт общественной жизни, мы все способны и неспособны одинаково.
ЕК: В последнее время российско-украинская история весьма печальна. Польша на политическом, гражданском уровне очень четко встала на сторону Украины, достаточно однозначно оценила агрессию Российской Федерации. И Польша в российских СМИ - я как журналист постоянно за этом наблюдаю - стала врагом. Об этом говорят политики, коллеги-журналисты из России. Вы это почувствовали в Москве?
МР: Нет. Мы начали разговор с того, что я немножко похвастался, что у меня хороший список телефонов российских друзей, а сейчас я буду противоречить сам себе. Среди моих друзей, знакомых и знакомых моих знакомых не было какого-то резкого разочарования насчет Крыма, агрессии, того, что вы называете агрессией, а что я назвал бы прямо – войной России с Украиной, вторжением РФ в Украину.
ЕК: То есть, у вас не было друзей «ура-патриотов», как их в самой же России называют?
МР: Нет, слава богу. То, что я говорю и повторяю, может и плохо говорит о моей среде, или, вернее, плохо говорит о том, в какой среде я сам нахожусь, кого я выбирал, она неразнообразна. Это люди, с которыми я нахожу общий язык и с которыми мы можем спорить по разным поводам, с которыми есть какие-то общие элементарные, базовые ценности, извините за такое громкое слово.
ЕК: Вы говорите сейчас о своем личном круге друзей, людях искусства. Но ведь существуют определенные факты – Год России в Польше и Польши в России был отменен.
МР: Если мы говорим о каких-то профессиональных отношениях то профессиональные отношения в работе директора культурного центра - это личные отношения. Если вы не знаете лично директоров галерей, директоров кинотеатров, кинофестивалей, если вы не знаете их лично – вы ничего не сделаете в профессиональном плане. Вы должны любить эту работу, знать этих людей не только потому, что они возглавляют театральный фестиваль или кинофестиваль, вы должны их знать, потому что это просто интересно. Вам интересно их знать, это не только ваша обязанность.
В каком-то более общем плане - да, естественно, машин с надписью «На Берлин!» в Москве стало больше. Я думаю, все, кто такие надписи делает на своих машинах, понимают абсурд этого лозунга. Большинство надписей «На Берлин!» размещено на самых хороших, дорогих, как раз немецких машинах. Действительно, чувствуется какое-то повышение градуса в общественной атмосфере. Привести и доказать конкретный пример очень сложно, но это чувствуется кожей - какая-то мобилизация военного положения. Не в прямом смысле военного положения в Москве, на улице, а в головах, в мозгах, в какой-то суетливости.
ЕК: А у вас было ощущение, как многие сейчас говорят, что нацию, народ готовят к войне?
МР: Не знаю. То, что готовят к войне, доказать нельзя, и так я бы не сказал. Но то, что нацию готовят… На самом деле ее готовят не то, что последнее 10-15 лет, с начала двухтысячных, когда начали говорить про лихие 90-е. Ее готовили все время Советского Союза – говорили, что мы окружены, опасность везде, какая-то «пятая колонна», в общем, непонятно кто и когда может стать нашим врагом, кроме того есть НАТО, которое приближается и т.д. В этом смысле мы - как Российская Федерация – окружены постоянно кем-то. Кем окружены тоже не совсем понятно - если посмотреть на глобус, окружить Российскую Федерацию довольно сложно. Но ощущение такого военного сознания – есть.
С Мареком Радзивоном беседовал Евгений Климакин